Часть: 5
Автор: Alhora
Бета: Vylomy
Персонажи: Джек Харкнесс, Дэвид Дэвис, Янто Джонс в воспоминаниях
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: АУ, ООС
Саммари: Джек вернулся в Кардифф 10 лет спустя… по земным меркам…
Таймлайн: после 3 сезона, а 4-го в этой реальности нет...
Статус: не закончен
От автора:
1. автор принципиально против смерти Янто Джонса в СоЕ, но у него не работает воображение на столько, чтобы придумать нормальный способ как его вернуть…пока не работает.
2. автор в курсе, что Янто Джонс и Дэвид Дэвис в СоЕ не имеют сходства, но надеется на воображение читателей и принцип, что всё растёт и всё меняется.
Часть 1: www.diary.ru/~Janto/p141671972.htm#more1
Часть 2: www.diary.ru/~Janto/p153461291.htm#more1
Часть 3: www.diary.ru/~Janto/p164254392.htm#more1
Часть 4: www.diary.ru/~Janto/p164665429.htm
читать дальше
- Капитан Джек Харкнесс, бывший руководитель Торчвуда Три, путешественник во времени и пространстве, хотя тоже бывший, в настоящее время рядовой специалист ЮНИТа, - улыбаясь, произнес капитан, протягивая руку.
- Дэвид Дэвис, студент, - голос выдал легкое волнение, и юноша несмело ответил на рукопожатие. Дэвид ещё хотел добавить, что он племянник Янто Джонса, как при их первой встрече, но посчитал, что это будет не уместно, хотя это и было единственное связующее их звено.
Было видно, что обоим неловко. Ведь Дэвид уже и не ждал этой встречи, хотя изо дня в день приходил в это кафе. А Джек, направляясь сюда, вроде бы продумал стратегию поведения. И, тем не менее, теперь никто из них не знал, что сказать. Пауза затягивалась.
- Вот, - спохватился Джек, вытаскивая из-за пазухи дневник Янто, - Это твое.
- Наше! - резко возразил Дэвид, но потом продолжил более спокойно, - Но с учетом Вашего образа жизни, сэр, думаю, что у меня он будет сохраннее.
- Хорошо, - согласился с ним Харкнесс, - Может чаю? И давай ты прекратишь это обращение «сэр», зови меня просто Джеком.
Капитан не хотел думать, не хотел вспоминать, но только Янто к нему так обращался: на работе – в силу статуса, в постели – подразнить. А для чего это делал Дэвид?
- Мистер Харкнесс, из уважения к Вам и… и простите, но я не могу. Позже… может быть… я постараюсь, - Дэвид не мог объяснить, почему, но называть его по-простецки Джеком было выше его сил. «Мистер Харкнесс», «Капитан», «Сэр» и никак иначе. Этот человек излучал силу, вызывал желание подчиняться, добровольно отказываться от прав на себя самого, отдавая всю власть в его руки. И просто «Джек»? Нет!
- А как насчет чая? – капитан понял, что на данном этапе убеждать Дэвида бесполезно и решил сменить тактику.
- Я не люблю чай, но… Мистер Харкнесс, возможно Вы согласитесь на чашечку кофе? – ответ Дэвида, - точнее вопрос, - привел капитана в замешательство.
- Кофе… - растеряно повторил капитан.
«Кофе. Квартира Янто. Аромат свежесваренного Джонсом кофе разносится с кухни по всей квартире, оседая в гостиной, проскальзывая в спальню. Аромат кофе – это запах Янто, естественный, терпкий, почти забытый, но не утерянный» - мысли, воспоминания, нет, просто поток образов и фраз, что промелькнули в сознании капитана, на минуту забывшего о Дэвисе.
- Гхм… кофе… Знаешь, Дэвид, я уже очень давно не пил кофе. У меня на это были причины и… - Джек не знал, как объяснить. Да и должен ли он кому-то что-то объяснять. Он не хотел пить кофе – он его не пил! Потому что никто, никто не сварит такого кофе. Никто…
- Я не настаиваю… но кто пробовал, говорили, что у меня вкусно получается, - голос, голос его подводил, слишком жалостливый, просящий. Но в голове набатом билось «Не отпустить! Только не дать уйти! Удержать! Любым способом». Зачем? Дэвид до конца не понимал себя. Не понимал, чего он хотел от капитана или просто чего хотел… Не была ясна ни «причина», ни желаемый «результат», лишь, действие – удержать. Зачем?..
- Идем, – прозвучало обреченно, на выдохе.
Зачем он согласился? Джек даже не задумывался. Но в этот раз идти было намного легче. Теперь он знал, что увидит, и был готов.
Дэвид не обманул, кофе был действительно чудесный. Сделав первый глоток, капитану даже показалось, что этот кофе – творение рук его Янто. Но вот послевкусие… Не Янто. Определенно не Он.
Они расположились в гостиной на диване и беседовали до позднего вечера, по сути ни о чем, но и о многом. Это был их первый вечер, когда они смогли поговорить друг с другом спокойно, без страха и тоски. Это был их первый вечер из многих…
Несколько месяцев общения пролетели незаметно. Иногда Джек и Дэвид гуляли вместе по Кардиффу, но чаще коротали вечера дома у Дэвида. У Джека даже вошло в привычку, что с работы он шел не к себе на съемную квартиру, а к Дэвису. Совместный ужин превратился практически в традицию. Радовало то, что Дэвид очень неплохо готовил, правда, любил преимущественно национальную валлийскую кухню. Исключение составляла лишь пицца, которую юноша предпочитал даже больше, традиционных блюд, но покупал её исключительно в пиццерии, расположенной на углу.
Дэвид был приятным собеседником. Несмотря на столь юный возраст, юноша имел познания во многих областях, был начитан, и, что приятно, у него имелось свое мнение, которое он с достоинством отстаивал.
Со временем их беседы свелись к записям из дневника Янто. Джек изначально с болью, но со временем более спокойно, придавался воспоминаниям, рассказывая Дэвиду рабочие будни Торчвуда Три. Тема отношений Джека и Янто негласно была под запретом.
Всё чаще капитан замечал интерес Дэвида, направленный на него, но старался не обращать внимания на все эти взгляды, случайные касания, сбивающееся дыхание, румянец смущения, а, прежде всего, на свое влечение. «Дэвид – Ещё ребенок! Ребенок!», - твердил себе Джек изо дня в день. Сейчас он даже и думать не смел о том, что на этой планете его задержал именно отнюдь не платонический интерес к племяннику Янто.
За рутинной работой Джека, учебой Дэвида и их совместными вечерними посиделками как-то незаметно подкрались праздники. Ох, каких трудов Харкнессу стоило убедить упертого юношу отметить Рождество в кругу семьи. Только согласие на совместное празднование Нового года, заставило Дэвида вечером двадцать четвёртого декабря с кучей подарков отправиться в Лиусвейн, в дом родителей. Судя по недовольному лицу Дэвида следующим вечером, Джек понял, что зря его убеждал. Но капитан не был настроен на выяснение подробностей, он и сам встретил Рождество паршиво: в одиночестве и воспоминаниях, и не раз за вечер в памяти всплывали не самые приятные моменты.
Плохое настроение обоих скрасило решение вопроса: «Что дарить?». Оживленный спор не тему «что», «как» и «надо ли», закончился, когда Дэвид наигранно равнодушно произнес: «Ну, подаришь мне себя, а я подарю тебе себя!» - а потом рассмеялся, задорно и непринужденно. Напряжение как рукой сняло, и Джек поддержал шутку в том же духе, ответив: «Ты сам напросился! Конфет не жди!». И они единогласно решили ничего друг другу не дарить.
В новогоднюю ночь Джек настраивался на привычное поедание пиццы за просмотром какой-нибудь фантастики. Юноша безумно любил пичкать Джека всей этой космобредятиной, вопрошая на протяжении всего фильма: «А это так? А что-то подобное существует? А вот это теоретически возможно?.. А практически?» И ведь простыми «да» или «нет» от него было не отделаться. Но в этот раз всё было иначе.
Привычный крик «Открыто!», на его звонок в дверь, полумрак прихожий и… ни запаха пиццы, ни аромата свежесваренного кофе, ни поставленного на паузу фильма…
Сказать, что Джек был поражен увиденным – значит не сказать ничего! Стол в гостиной был сервирован, у окна стояла небольшая украшенная елочка, по всей комнате горели зажженные свечи, и тихо играла музыка. Романтика! И Дэвид… О, Дэвид! Черные классические брюки, и черная шелковая рубашка, две верхние пуговицы которой были призывно расстегнуты, и счастливая улыбка. Он был великолепен! Но видно сам капитан выглядел настолько ошарашено, что вся радость тут же испарилась, стоило им только встретиться глазами.
- Я что-то сделал не так? Сэр, Вы против? – разочаровано спросил юноша.
- Нет, нет! – тут же воскликнул Харкнесс, - Я просто… это неожиданно. Я думал, всё будет как обычно.
- Простите, - только и ответил Дэвид и склонил голову.
Джек не хотел огорчать его и портить и ему и себе праздник. Он подошел к нему вплотную и, взяв за подбородок, заставил посмотреть в глаза.
- Дэвид, я действительно не ожидал ничего подобного, но мне приятно. Тем более что я голодный, - лукаво произнес Джек. Затем посмотрев через плечо юноши на стол и снова ему в глаза, он эротично облизнул губы и томно добавил, – Очень голодный!
Это действо произвело должный эффект, даже чересчур. Слишком уж двусмысленно прозвучала фраза. Дэвид оживился, заулыбался, и его глаза снова засияли. Таким он Джеку был желаннее. «Что значит желаннее?» - Харкнесс на минуту застыл в изумлении, наблюдая, как Дэвид суетился, выставляя блюда на стол. Они ведь друзья, скорее даже приятели, и Джек давно уже придушил свою похоть. Ведь придушил же? И капитана не окатывала волна жара, когда Дэвид оказывался слишком близко или когда наклонялся и брюки обтягивали его ягодицы. Нет. Нет! И ещё раз…
- Эмм… Сэр, еда остывает, - голос Дэвида вернул капитану самообладание, но как оказалось, ненадолго…
Что это было? Обычный ужин в честь празднования Нового года или же… Нет!
Это был ужин-провокация. Дэвид не одну неделю вынашивал план соблазнения. И то, что Джек согласился отметить с ним праздник, было очень кстати.
Затушить желание не получилось, сколько бы Дэвид не старался. Он злился на себя, злился на Джека, на жизнь и обстоятельства. Но ему пришлось принять свое поражение. Поражение самому себе. Вот только примирившись с собой, близости с Джеком захотелось ещё больше. И тем обиднее было полное равнодушнее капитана, точнее его приятельски-покровительственное отношение. Их совместные вечера были сладкой пыткой, истязательством: они в гостиной на одном диване, очень близко, руку протяни, но так безмерно далеко друг от друга. Дэвид здесь, совсем рядом. Джек где-то за пределами, в другом времени, измерении, пространстве… далеко… всегда.
Это был ужин-попытка, проверка, можно называть как угодно, но суть его не изменится. Дэвид хотел обратить на себя внимание, заинтересовать собой, негласно выпросить, вымолить прикосновение, поцелуй. Хоть толику ласки.
И он действовал. Где-то с тонким расчетом, где-то на одной интуиции. Праздничные угощения, но с добавлением имбиря и корицы, чтобы распалить желание. «Enigma» как музыкальное сопровождение к романтической обстановке, вместо новогодних песен. Выверенность собственных движений, с легким акцентом соблазна: «почти» незаметно закусить губу, будто задумавшись; чувственно облизнуть «случайно» испачканные в соусе пальцы; чуть лукаво взглянуть в глаза капитану. Всё это было чуждо Дэвиду, но капитан не оставил ему выбора.
Обычный разговор за столом завести не получалось. Вместо этого напряженное молчание перемежали короткие фразы о вкусноте еды и хорошем выборе вина. И так на протяжении часа.
Джек испытывал противоречивые чувства. Несвойственное Дэвиду поведение настораживало, волновало, и, черт, ещё как возбуждало. А представление под названием «кто эротичнее пьёт кофе: Дэвид или… Дэвид?» довело до края. Не выдержав, он резко встал из-за стола и со словами: «Мне надо идти» - направился в прихожую. Он уже взялся за ручку входной двери, когда услышал за спиной голос Дэвида.
- Джек! Джек… не уходи! – юноша впервые назвал Харкнесса по имени, и то с каким отчаянием была высказана эта просьба, заставило капитана остановиться.
- Помнишь, ты как-то спрашивал, что сказала мне Миша тогда на кладбище, что вызвало такую реакцию? – произнес юноша, чуть понизив голос.
Джек обернулся. Ему почему-то хотелось посмотреть в глаза Дэвиду. Но юноша, стоявший в полутора ярдах от него, упорно смотрел в пол.
Заметив, что капитан никуда не уходит, Дэвис продолжил, всё также не поднимая глаз.
- Она намекала, что я во всем как дядя Янто. Понимаешь Джек? Я тоже… мне тоже… - он тяжело вздохнул, - Я хочу, чтобы ты остался у меня на ночь… чтобы провел эту новогоднюю ночь со мной. Да, у меня совсем нет опыта. Но я хочу, чтобы ты был моим первым мужчиной… я прошу, чтобы это был Ты…
Джек смотрел на него обезумившим взглядом, в котором читались желание и боль. Это была борьба. Да, он хотел Дэвида, безумно хотел. Но эта страсть казалась предательством по отношению к Янто.
За минувшие годы он не был верен. Но это было другое: удовлетворение потребностей, животный инстинкт - без чувств, эмоций и обязательств. Ему не были интересны имена тех, с кем он спал, он не запоминал их лица. Просто чреда безликих тел. Джек даже Харту не позволял к себе прикоснуться, потому что несмотря ни на что Джон был не безразличен ему.
И Дэвид, этот мальчик, был интересен. Он привлекал, не только своей схожестью с Янто, но и своей индивидуальностью. Та же, что и у Джонса маска спокойствия и равнодушия, скрывала за собой такой темперамент, необузданную энергию и вулкан чувств, нехарактерных даже Янто. Джек поражался, как ошибочно окружающие видели лишь арктический лед души в серо-голубых глазах, и не замечали полыхающее на дне обжигающе-ледяное синее пламя. И это подкупало, притягивало Харкнесса, но он намеренно держал дистанцию.
Не выдержав тишины, Дэвид посмотрел капитану в глаза и, подойдя на расстояние вытянутой руки, стал расстегивать пуговицы на рубашке.
- Я понимаю, я не Он, и не смогу заменить его, дать того, что он давал… Но ты… ты можешь дать мне всё… - Дэвид говорил почти шепотом, а Джек не отрывая взгляда, смотрел как пальцы юноши перемещались вниз по рубашке от одной пуговицы к другой, оголяя грудь.
- Джек, посмотри на меня… прикоснись ко мне, - умоляюще прошептал юноша.
- Я не могу, - тихо произнес Харкнесс, остановив руки Дэвида, пытавшиеся выправить рубашку из брюк
- Почему? – так же тихо спросил Дэвид, подчинившийся рукам капитана.
- Я боюсь, что если я прикоснусь к тебе, то ты исчезнешь… оставишь меня… - обреченно ответил Харкнесс.
Джек решил не искушать себя и стал застегивать пуговицы на рубашке Дэвида. Он всё равно не сможет объяснить ему свои мотивы и последствия их близости. Так зачем потом страдать обоим.
- Не можешь или не хочешь? – с вызовом произнес Дэвис и, отвернувшись, успел сделать лишь шаг в направлении комнаты…
Желание в капитане взяло верх. И в тот же миг он подался вперед и обнял юношу, жадно прижимая спиной к своей груди. Его объятия были сильными, отчаянными. Джек вдыхал запах юного тела, впитывал его трепет и жар.
- Капитан… - произнес Дэвид севшим голосом.
И у Харкнесса отказали тормоза. Он понимал, что это первый раз Дэвида, что он должен быть нежным и осторожным, но отчаянное желание, дикий голод, давно забытые и похороненные ощущения – он с трудом удерживал контроль.
Отступив на полшага, он сорвал с Дэвида рубашку. Не дав юноше опомниться, Джек повернул его лицом к себе и резко оттолкнул к стене.
Дэвид прибывал в какой-то прострации, до конца так и не поверив, что Джек откликнулся на его желание. Ему было страшно даже открыть глаза: «А вдруг вместо того чтобы подойти, Джек рассмеется и уйдет», - эта мысль отозвалась болью в сердце и заставила ещё сильнее прижаться к стене, как единственной опоре.
Харкнесс с наслаждением изучал глазами полуобнаженное тело, которое сотрясала мелкая дрожь. Глаза юноши были прикрыты, а ресницы чуть подрагивали, щеки залил румянец и он нещадно теребил зубами нижнюю губу. Его грудь вздымалась в такт рваному дыханию, и даже свободный крой брюк не мог скрыть его возбуждение. Он был прекрасен! «А может нет смысла… » - промелькнуло в сознание Джека, но он не остановился.
Сократив расстояние, Харкнесс прижался к горячему телу. Как же хотелось зацеловать, заласкать до бессознательных стонов, до бессвязных просьб, до безотчетных откликов тела, до … до потери сознания.
- Дэвид, мой мальчик, - прошептал капитан, положив руки на плечи, - посмотри на меня.
Дэвису до сих пор было страшно, с трудом верилось в реальность происходящего. Но вот он, Джек, прижавший его своим телом к стене, гладивший его шею и плечи. Юноша кожей чувствовал жесткость шинели, тепло сильного тела и обжигающее дыхание. И подчинившись, он открыл глаза. Они сияли. Желание, мольба и снова желание читались в его глазах.
Его чувственные губы просили Джека прикоснуться, попробовать. Теплые, мягкие, чуть припухшие с привкусом кофе.
Это был поцелуй нежности. Это был поцелуй страсти. Джек то диким зверем набрасывался на губы юноши, зацеловывая, поглощая, то будто очнувшись от безумия, начинал нежно, извиняясь, покрывать поцелуями лицо. И Дэвид отвечал ему в унисон: то бился в его руках как загнанный в ловушку хищник, прижимаясь всем телом, ещё сильнее, ещё ближе, то смиренно подставлял свое тело и лицо поцелуям и ласкам, наслаждаясь.
Но поцелуев было мало, хотелось большего. Харкнесс сходил с ума от желания изучить каждую клеточку этого тела, испробовать его на вкус, прочувствовать его… всего и сразу.
Опустившись на колени, Джек с остервенением, чуть не вырвав молнию, расстегнул брюки Дэвида и спустил их до лодыжек вместе с нижним бельем. О да, желание «узнать вкус» стало ещё сильнее, и Харкнесс не собирался оттягивать удовольствие, предаваясь долгой прелюдии. Он лишь чуть-чуть подразнил Дэвида, лизнув головку и, не дав осознать и отреагировать на почти невинное прикосновение, вобрал возбужденную плоть до основания.
- Аах-хм! - судорожный всхлип Дэвида разорвал тишину прихожей. Незнакомый с такой лаской, юноша не сдержался от нахлынувших на него эмоций. Мягкие губы, обхватившие его член, горячий рот, принимавший его целиком, сильные руки капитана, удерживавшие его за бедра и направлявшие в себя – всё это было слишком.
Его невольные стоны ласкали слух капитана, а тяжесть бархатной плоти на языке и абсолютная покорность тела сводили с ума, напоминая… Не важно, не сейчас!
Неопытность Дэвида в оральных ласках и высокий темп, заданный Джеком, не позволили юноше продержаться и пары минут. С гортанным криком он кончил, растворившись в ощущениях. Они были настолько сильными, что у него потемнело в глазах, и он расслабленно сполз по стене на пол. Казалось, тело не имеет веса, а душа парит высоко над землёй. Дэвиду хотелось одновременно, и разрыдаться от счастья, и бросится Джеку на шею с благодарностью за подаренное удовольствие, и остаться в этой сладкой послеоргазменной неге.
Но собственное возбуждение капитана требовало разрядки и он, не теряя времени на любование разомлевшим юношеским телом, скинув ботинки и шинель, подхватил Дэвида на руки и направился в спальню. Уложив юношу на постель, он как можно быстро разделся и набросился на Дэвида, накрыв его тело своим, жадно целуя припухшие губы.
Такой напор Джека немного испугал юношу, но тело вопреки страху реагировало по-своему, отвечая на грубую ласку. «Я сам этого хотел! И Джек, он не причинит мне боль» - мысленно уговаривал себя Дэвид. И страх уступил место желанию.
- Смазка? Есть? – Джек с трудом вынырнул из дурмана страсти.
- Тумбочка… слева… там в верхнем ящике… серебристый тюбик, - прерывисто произнес юноша.
Он столько раз видел это в гей-порно, но представить себя на месте актеров, их ощущения не получалось. А осознание того, что наконец-то это случится с ним, вызывало бурю противоречивых эмоций и сладкое томление. И как только Харкнесс отвлёкся на поиск лубриканта в ящике, Дэвид, пересилив своё смущение, положил себе под поясницу подушку и широко раздвинул ноги, как это описывали на гей-форумах.
Джека порадовала проявленная юношей инициатива. В его состоянии он вряд ли был способен на долгую подготовку и запросто мог повредить Дэвиса, если бы тот стал зажиматься. Вид распластанного на постели молодого тела кружил голову своей доступностью и невинностью, и это так напоминало… Нет! Не нужно!
Расположившись между раздвинутых ног, Джек обхватил член юноши губами, и влажными от смазки пальцами коснулся нежной кожи меж ягодиц. Он растягивал Дэвида осторожно и неторопливо, сначала средним пальцем, постепенно добавив указательный и безымянный и не преставая, ласкал языком возбужденную плоть, так как он это делал с… Не вспоминать!
Новые и уже знакомые ощущения затопили Дэвида. Он несколько раз пробовал ласкать себя «там» пальцами, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творили пальцы Джека. Легкая, чуть кусачая боль, когда Джек добавил сначала второй, а потом и третий палец казалась обязательной приправой к тому удовольствию, что получал юноша. Словно сладкий соус Чили, когда сначала на языке чувствуешь сладость и лишь потом пикантную остроту. От каждого движения внутри тело окатывало волной, бросая его, то в жар, то в холод. Чувство заполненности было таким бесподобным, что хотелось ещё…
- Джек… я хочу, - простонал юноша, уже откровенно подаваясь навстречу движениям Харкнесса.
«Ох, как же я хочу…» - мысленно вторил капитан желаниям Дэвиса. Искушение поставить Дэвида на колени было огромным, да и такая поза уменьшила бы боль при проникновении, но Джек боялся сорваться. Боялся окончательно потерять контроль. Боялся, что если не будет видеть лицо юноши, то образы Янто и Дэвида наложатся в его сознании друг на друга, как в том сне, но только теперь наоборот. И он боялся забыться. Только не закрывать глаза! Только не закрывать глаза!
Дорожка из невесомых поцелуев вверх до манящих губ и затуманенных возбуждением глаз и долгий нежный поцелуй вместо слов: «Не волнуйся. Всё будет хорошо». Проникновение было медленным и осторожным. Джек не разрывал зрительного контакта, чтобы заметить малейшее проявление болезненных ощущений, вслушивался в каждый вздох юноши. Да, ему хотелось, ему много чего хотелось, но прежде всего, было удовольствие Дэвида. И Джек сдерживал свою похоть: не входил на всю длину и двигался не торопливо и размеренно, постепенно доводя Дэвида до края.
Это было невыносимо. Жгучий коктейль из боли и наслаждения опьянял, заставляя терять рассудок. Дэвид не знал, куда деваться. Стоны превратились в крики. Тело сотрясалось как в лихорадке. И с каждым новым толчком, казалось, что, оно распадается на миллионы частичек, нет, молекул. Перед глазами всё плыло, а кислород отказывался поступать в легкие… Но хотелось ещё… ещё… и ещё…
- Джек! – выкрикнул Дэвид, кончая. И то, как выгнулось тело юноши, как пальцы впились в его предплечья, как прозвучал охрипший голос, заставили капитана забыть… точнее вспомнить. И он закрыл глаза…
Янто!
Одним слитным движением бедер Харкнесс до упора погрузился в юное тело и обрушился ураганом, вбиваясь резко, жёстко, как Он любит… как они оба любят…
Безумное желание, страсть и боль последних лет настолько захватили его, что капитан не увидел как от шока распахнулись глаза Дэвида, не почувствовал как от болезненных ощущений напряглось его тело и побелели костяшки пальцев, вцепившихся в простыню. Джек не услышал его крика боли, потому что Дэвид до крови закусил губу.
Только они с Янто, он в Янто. Глубже… сильнее… ещё… да-а…
- Янто-о! – отчаянно простонал Джек и обессиленный рухнул на Дэвида.
Юноша лежал, не шелохнувшись, даже не обратив внимания на не малый вес капитана. Его глаза были устремлены в никуда, а сам он прибывал в каком-то вакууме. Будто ощущение боли вышвырнуло его из нирваны, но подсознание не пустило в жестокую реальность. Пустота.
Капитан перекатился на кровать и уставился в потолок, даже не взглянув на Дэвида.
- Иди в душ, - отрешенно произнес он пару минут спустя. И Дэвид не сказав ни слова, стараясь не показывать, что испытывает дискомфорт, направился в ванную.
Харкнесс пролежал на постели ровно до того момента как из ванной послышался шум воды. В следующую минуту он сорвался с места, быстро оделся и практически выбежал в коридор, где на полу валялись шинель и ботинки.
Ощущение наслаждения сменилось угрызением совести. Янто. Дэвид. Он не должен был так поступать. Это было не честно по отношению к ним обоим. В этом изначально не было никакого смысла. Всего лишь попытка забыться. Самообман. Дэвид никогда не смог бы заменить ему Янто. Да, через пять лет он достигнет возраста Джонса, тело возмужает, голос станет ниже, может даже волосы потемнеют, но он никогда не будет его Янто. Это другой человек. Чужой. И почему он понял это только сейчас, совершив ошибку. Ему не нужен Дэвид! Ему никто не нужен, кроме его Янто…
«Дэвид, мальчик мой, ты поймешь. Я очень надеюсь, что ты поймешь меня и простишь», - с болью думал капитан, одевая ботинки. Он не мог больше находиться в этом доме. Вина давила своей тяжестью. Сил не было даже на объяснения с Дэвисом. Уже облачившись в шинель, Джек вернулся в гостиную, взял со стола салфетку и, написав на ней несколько слов, оставил её на подушке в спальне.
Тихо захлопнув входную дверь, капитан ушел в ночь.
Дэвид стоял под прохладным душем. Вода стекала по его измученному телу. Все мышцы ныли, но понимание, что он наконец-то получил то, о чем так страстно мечтал последние два года, делало его невероятно счастливым.
Ласки капитана, его рваное дыхание, горячее тело и Джек… он видел Янто… не его. От осознания этого сердце юноши сдавило глухой болью, а по щекам потекли слезы. Эта нежность и страсть предназначались не ему, а его дяде. Больно, как же больно.
«А что ты хотел?» - мысленно задал себе вопрос Дэвид, с остервенением намыливая тело. – «Ты видел, ты сам всё изначально видел: и кто ему нужен, и почему он с тобой общается. Ты всё прекрасно понимал и сам пошел на это. Сам! Практически вынудил лечь с собой». Смысла винить во всех бедах Джека не было никакого. И дядя Янто не причем. Дэвид даже завидовал дяде, но такой, доброй завистью, ведь капитан даже спустя столько лет помнил его и продолжал желать. А может даже и любить. Ему тоже до безумия хотелось быть любимым и желанным, но вряд ли Джек способен на это.
«И что теперь?» - он не знал ответа на этот вопрос. Вода омывала тело, но не раненую душу, не приносила ясность мыслей. Возвращаться в комнату очень не хотелось, ведь неизвестность давала надежду на лучшее.
За шумом воды юноша не слышал, как захлопнулась входная дверь.
Где-то через полчаса Дэвид заставил себя выйти из ванной. Но Джека уже не было. Тишина. Только шум веселья за окном, взрывы пиротехники, и гомон толпы, не делали её мёртвой. Джек ушел. Вот так просто. Не сказав ни слова, не объяснив, ничего…
Дэвид сел на кровать и, притянув ноги к груди, обхватил колени руками в попытке согреться. Холодно, как же ему было холодно. Холод души, просачивался через кожу, заставлял покрываться её мурашками, а тело дрожать. Не глядя, он потянулся к краю одеяла, чтобы укрыться и его пальцы коснулись чего-то бумажного. На подушке лежала салфетка. Дэвис заметил, что на её обратной стороне сделана запись, поскольку сверху немного просочились чернила.
Джек!
Юноша не знал радоваться ему или ещё больше впадать в отчаяние. Рука никак не поднималась взять её, будто оттягивая момент приговора. Собрав всю свою волю в кулак, он дрожащей рукой перевернул несчастный клочок бумаги, и посмотрел…
«Это больше не повторится…»
- Дэвид Дэвис, студент, - голос выдал легкое волнение, и юноша несмело ответил на рукопожатие. Дэвид ещё хотел добавить, что он племянник Янто Джонса, как при их первой встрече, но посчитал, что это будет не уместно, хотя это и было единственное связующее их звено.
Было видно, что обоим неловко. Ведь Дэвид уже и не ждал этой встречи, хотя изо дня в день приходил в это кафе. А Джек, направляясь сюда, вроде бы продумал стратегию поведения. И, тем не менее, теперь никто из них не знал, что сказать. Пауза затягивалась.
- Вот, - спохватился Джек, вытаскивая из-за пазухи дневник Янто, - Это твое.
- Наше! - резко возразил Дэвид, но потом продолжил более спокойно, - Но с учетом Вашего образа жизни, сэр, думаю, что у меня он будет сохраннее.
- Хорошо, - согласился с ним Харкнесс, - Может чаю? И давай ты прекратишь это обращение «сэр», зови меня просто Джеком.
Капитан не хотел думать, не хотел вспоминать, но только Янто к нему так обращался: на работе – в силу статуса, в постели – подразнить. А для чего это делал Дэвид?
- Мистер Харкнесс, из уважения к Вам и… и простите, но я не могу. Позже… может быть… я постараюсь, - Дэвид не мог объяснить, почему, но называть его по-простецки Джеком было выше его сил. «Мистер Харкнесс», «Капитан», «Сэр» и никак иначе. Этот человек излучал силу, вызывал желание подчиняться, добровольно отказываться от прав на себя самого, отдавая всю власть в его руки. И просто «Джек»? Нет!
- А как насчет чая? – капитан понял, что на данном этапе убеждать Дэвида бесполезно и решил сменить тактику.
- Я не люблю чай, но… Мистер Харкнесс, возможно Вы согласитесь на чашечку кофе? – ответ Дэвида, - точнее вопрос, - привел капитана в замешательство.
- Кофе… - растеряно повторил капитан.
«Кофе. Квартира Янто. Аромат свежесваренного Джонсом кофе разносится с кухни по всей квартире, оседая в гостиной, проскальзывая в спальню. Аромат кофе – это запах Янто, естественный, терпкий, почти забытый, но не утерянный» - мысли, воспоминания, нет, просто поток образов и фраз, что промелькнули в сознании капитана, на минуту забывшего о Дэвисе.
- Гхм… кофе… Знаешь, Дэвид, я уже очень давно не пил кофе. У меня на это были причины и… - Джек не знал, как объяснить. Да и должен ли он кому-то что-то объяснять. Он не хотел пить кофе – он его не пил! Потому что никто, никто не сварит такого кофе. Никто…
- Я не настаиваю… но кто пробовал, говорили, что у меня вкусно получается, - голос, голос его подводил, слишком жалостливый, просящий. Но в голове набатом билось «Не отпустить! Только не дать уйти! Удержать! Любым способом». Зачем? Дэвид до конца не понимал себя. Не понимал, чего он хотел от капитана или просто чего хотел… Не была ясна ни «причина», ни желаемый «результат», лишь, действие – удержать. Зачем?..
- Идем, – прозвучало обреченно, на выдохе.
Зачем он согласился? Джек даже не задумывался. Но в этот раз идти было намного легче. Теперь он знал, что увидит, и был готов.
Дэвид не обманул, кофе был действительно чудесный. Сделав первый глоток, капитану даже показалось, что этот кофе – творение рук его Янто. Но вот послевкусие… Не Янто. Определенно не Он.
Они расположились в гостиной на диване и беседовали до позднего вечера, по сути ни о чем, но и о многом. Это был их первый вечер, когда они смогли поговорить друг с другом спокойно, без страха и тоски. Это был их первый вечер из многих…
Несколько месяцев общения пролетели незаметно. Иногда Джек и Дэвид гуляли вместе по Кардиффу, но чаще коротали вечера дома у Дэвида. У Джека даже вошло в привычку, что с работы он шел не к себе на съемную квартиру, а к Дэвису. Совместный ужин превратился практически в традицию. Радовало то, что Дэвид очень неплохо готовил, правда, любил преимущественно национальную валлийскую кухню. Исключение составляла лишь пицца, которую юноша предпочитал даже больше, традиционных блюд, но покупал её исключительно в пиццерии, расположенной на углу.
Дэвид был приятным собеседником. Несмотря на столь юный возраст, юноша имел познания во многих областях, был начитан, и, что приятно, у него имелось свое мнение, которое он с достоинством отстаивал.
Со временем их беседы свелись к записям из дневника Янто. Джек изначально с болью, но со временем более спокойно, придавался воспоминаниям, рассказывая Дэвиду рабочие будни Торчвуда Три. Тема отношений Джека и Янто негласно была под запретом.
Всё чаще капитан замечал интерес Дэвида, направленный на него, но старался не обращать внимания на все эти взгляды, случайные касания, сбивающееся дыхание, румянец смущения, а, прежде всего, на свое влечение. «Дэвид – Ещё ребенок! Ребенок!», - твердил себе Джек изо дня в день. Сейчас он даже и думать не смел о том, что на этой планете его задержал именно отнюдь не платонический интерес к племяннику Янто.
За рутинной работой Джека, учебой Дэвида и их совместными вечерними посиделками как-то незаметно подкрались праздники. Ох, каких трудов Харкнессу стоило убедить упертого юношу отметить Рождество в кругу семьи. Только согласие на совместное празднование Нового года, заставило Дэвида вечером двадцать четвёртого декабря с кучей подарков отправиться в Лиусвейн, в дом родителей. Судя по недовольному лицу Дэвида следующим вечером, Джек понял, что зря его убеждал. Но капитан не был настроен на выяснение подробностей, он и сам встретил Рождество паршиво: в одиночестве и воспоминаниях, и не раз за вечер в памяти всплывали не самые приятные моменты.
Плохое настроение обоих скрасило решение вопроса: «Что дарить?». Оживленный спор не тему «что», «как» и «надо ли», закончился, когда Дэвид наигранно равнодушно произнес: «Ну, подаришь мне себя, а я подарю тебе себя!» - а потом рассмеялся, задорно и непринужденно. Напряжение как рукой сняло, и Джек поддержал шутку в том же духе, ответив: «Ты сам напросился! Конфет не жди!». И они единогласно решили ничего друг другу не дарить.
В новогоднюю ночь Джек настраивался на привычное поедание пиццы за просмотром какой-нибудь фантастики. Юноша безумно любил пичкать Джека всей этой космобредятиной, вопрошая на протяжении всего фильма: «А это так? А что-то подобное существует? А вот это теоретически возможно?.. А практически?» И ведь простыми «да» или «нет» от него было не отделаться. Но в этот раз всё было иначе.
Привычный крик «Открыто!», на его звонок в дверь, полумрак прихожий и… ни запаха пиццы, ни аромата свежесваренного кофе, ни поставленного на паузу фильма…
Сказать, что Джек был поражен увиденным – значит не сказать ничего! Стол в гостиной был сервирован, у окна стояла небольшая украшенная елочка, по всей комнате горели зажженные свечи, и тихо играла музыка. Романтика! И Дэвид… О, Дэвид! Черные классические брюки, и черная шелковая рубашка, две верхние пуговицы которой были призывно расстегнуты, и счастливая улыбка. Он был великолепен! Но видно сам капитан выглядел настолько ошарашено, что вся радость тут же испарилась, стоило им только встретиться глазами.
- Я что-то сделал не так? Сэр, Вы против? – разочаровано спросил юноша.
- Нет, нет! – тут же воскликнул Харкнесс, - Я просто… это неожиданно. Я думал, всё будет как обычно.
- Простите, - только и ответил Дэвид и склонил голову.
Джек не хотел огорчать его и портить и ему и себе праздник. Он подошел к нему вплотную и, взяв за подбородок, заставил посмотреть в глаза.
- Дэвид, я действительно не ожидал ничего подобного, но мне приятно. Тем более что я голодный, - лукаво произнес Джек. Затем посмотрев через плечо юноши на стол и снова ему в глаза, он эротично облизнул губы и томно добавил, – Очень голодный!
Это действо произвело должный эффект, даже чересчур. Слишком уж двусмысленно прозвучала фраза. Дэвид оживился, заулыбался, и его глаза снова засияли. Таким он Джеку был желаннее. «Что значит желаннее?» - Харкнесс на минуту застыл в изумлении, наблюдая, как Дэвид суетился, выставляя блюда на стол. Они ведь друзья, скорее даже приятели, и Джек давно уже придушил свою похоть. Ведь придушил же? И капитана не окатывала волна жара, когда Дэвид оказывался слишком близко или когда наклонялся и брюки обтягивали его ягодицы. Нет. Нет! И ещё раз…
- Эмм… Сэр, еда остывает, - голос Дэвида вернул капитану самообладание, но как оказалось, ненадолго…
Что это было? Обычный ужин в честь празднования Нового года или же… Нет!
Это был ужин-провокация. Дэвид не одну неделю вынашивал план соблазнения. И то, что Джек согласился отметить с ним праздник, было очень кстати.
Затушить желание не получилось, сколько бы Дэвид не старался. Он злился на себя, злился на Джека, на жизнь и обстоятельства. Но ему пришлось принять свое поражение. Поражение самому себе. Вот только примирившись с собой, близости с Джеком захотелось ещё больше. И тем обиднее было полное равнодушнее капитана, точнее его приятельски-покровительственное отношение. Их совместные вечера были сладкой пыткой, истязательством: они в гостиной на одном диване, очень близко, руку протяни, но так безмерно далеко друг от друга. Дэвид здесь, совсем рядом. Джек где-то за пределами, в другом времени, измерении, пространстве… далеко… всегда.
Это был ужин-попытка, проверка, можно называть как угодно, но суть его не изменится. Дэвид хотел обратить на себя внимание, заинтересовать собой, негласно выпросить, вымолить прикосновение, поцелуй. Хоть толику ласки.
И он действовал. Где-то с тонким расчетом, где-то на одной интуиции. Праздничные угощения, но с добавлением имбиря и корицы, чтобы распалить желание. «Enigma» как музыкальное сопровождение к романтической обстановке, вместо новогодних песен. Выверенность собственных движений, с легким акцентом соблазна: «почти» незаметно закусить губу, будто задумавшись; чувственно облизнуть «случайно» испачканные в соусе пальцы; чуть лукаво взглянуть в глаза капитану. Всё это было чуждо Дэвиду, но капитан не оставил ему выбора.
Обычный разговор за столом завести не получалось. Вместо этого напряженное молчание перемежали короткие фразы о вкусноте еды и хорошем выборе вина. И так на протяжении часа.
Джек испытывал противоречивые чувства. Несвойственное Дэвиду поведение настораживало, волновало, и, черт, ещё как возбуждало. А представление под названием «кто эротичнее пьёт кофе: Дэвид или… Дэвид?» довело до края. Не выдержав, он резко встал из-за стола и со словами: «Мне надо идти» - направился в прихожую. Он уже взялся за ручку входной двери, когда услышал за спиной голос Дэвида.
- Джек! Джек… не уходи! – юноша впервые назвал Харкнесса по имени, и то с каким отчаянием была высказана эта просьба, заставило капитана остановиться.
- Помнишь, ты как-то спрашивал, что сказала мне Миша тогда на кладбище, что вызвало такую реакцию? – произнес юноша, чуть понизив голос.
Джек обернулся. Ему почему-то хотелось посмотреть в глаза Дэвиду. Но юноша, стоявший в полутора ярдах от него, упорно смотрел в пол.
Заметив, что капитан никуда не уходит, Дэвис продолжил, всё также не поднимая глаз.
- Она намекала, что я во всем как дядя Янто. Понимаешь Джек? Я тоже… мне тоже… - он тяжело вздохнул, - Я хочу, чтобы ты остался у меня на ночь… чтобы провел эту новогоднюю ночь со мной. Да, у меня совсем нет опыта. Но я хочу, чтобы ты был моим первым мужчиной… я прошу, чтобы это был Ты…
Джек смотрел на него обезумившим взглядом, в котором читались желание и боль. Это была борьба. Да, он хотел Дэвида, безумно хотел. Но эта страсть казалась предательством по отношению к Янто.
За минувшие годы он не был верен. Но это было другое: удовлетворение потребностей, животный инстинкт - без чувств, эмоций и обязательств. Ему не были интересны имена тех, с кем он спал, он не запоминал их лица. Просто чреда безликих тел. Джек даже Харту не позволял к себе прикоснуться, потому что несмотря ни на что Джон был не безразличен ему.
И Дэвид, этот мальчик, был интересен. Он привлекал, не только своей схожестью с Янто, но и своей индивидуальностью. Та же, что и у Джонса маска спокойствия и равнодушия, скрывала за собой такой темперамент, необузданную энергию и вулкан чувств, нехарактерных даже Янто. Джек поражался, как ошибочно окружающие видели лишь арктический лед души в серо-голубых глазах, и не замечали полыхающее на дне обжигающе-ледяное синее пламя. И это подкупало, притягивало Харкнесса, но он намеренно держал дистанцию.
Не выдержав тишины, Дэвид посмотрел капитану в глаза и, подойдя на расстояние вытянутой руки, стал расстегивать пуговицы на рубашке.
- Я понимаю, я не Он, и не смогу заменить его, дать того, что он давал… Но ты… ты можешь дать мне всё… - Дэвид говорил почти шепотом, а Джек не отрывая взгляда, смотрел как пальцы юноши перемещались вниз по рубашке от одной пуговицы к другой, оголяя грудь.
- Джек, посмотри на меня… прикоснись ко мне, - умоляюще прошептал юноша.
- Я не могу, - тихо произнес Харкнесс, остановив руки Дэвида, пытавшиеся выправить рубашку из брюк
- Почему? – так же тихо спросил Дэвид, подчинившийся рукам капитана.
- Я боюсь, что если я прикоснусь к тебе, то ты исчезнешь… оставишь меня… - обреченно ответил Харкнесс.
Джек решил не искушать себя и стал застегивать пуговицы на рубашке Дэвида. Он всё равно не сможет объяснить ему свои мотивы и последствия их близости. Так зачем потом страдать обоим.
- Не можешь или не хочешь? – с вызовом произнес Дэвис и, отвернувшись, успел сделать лишь шаг в направлении комнаты…
Желание в капитане взяло верх. И в тот же миг он подался вперед и обнял юношу, жадно прижимая спиной к своей груди. Его объятия были сильными, отчаянными. Джек вдыхал запах юного тела, впитывал его трепет и жар.
- Капитан… - произнес Дэвид севшим голосом.
И у Харкнесса отказали тормоза. Он понимал, что это первый раз Дэвида, что он должен быть нежным и осторожным, но отчаянное желание, дикий голод, давно забытые и похороненные ощущения – он с трудом удерживал контроль.
Отступив на полшага, он сорвал с Дэвида рубашку. Не дав юноше опомниться, Джек повернул его лицом к себе и резко оттолкнул к стене.
Дэвид прибывал в какой-то прострации, до конца так и не поверив, что Джек откликнулся на его желание. Ему было страшно даже открыть глаза: «А вдруг вместо того чтобы подойти, Джек рассмеется и уйдет», - эта мысль отозвалась болью в сердце и заставила ещё сильнее прижаться к стене, как единственной опоре.
Харкнесс с наслаждением изучал глазами полуобнаженное тело, которое сотрясала мелкая дрожь. Глаза юноши были прикрыты, а ресницы чуть подрагивали, щеки залил румянец и он нещадно теребил зубами нижнюю губу. Его грудь вздымалась в такт рваному дыханию, и даже свободный крой брюк не мог скрыть его возбуждение. Он был прекрасен! «А может нет смысла… » - промелькнуло в сознание Джека, но он не остановился.
Сократив расстояние, Харкнесс прижался к горячему телу. Как же хотелось зацеловать, заласкать до бессознательных стонов, до бессвязных просьб, до безотчетных откликов тела, до … до потери сознания.
- Дэвид, мой мальчик, - прошептал капитан, положив руки на плечи, - посмотри на меня.
Дэвису до сих пор было страшно, с трудом верилось в реальность происходящего. Но вот он, Джек, прижавший его своим телом к стене, гладивший его шею и плечи. Юноша кожей чувствовал жесткость шинели, тепло сильного тела и обжигающее дыхание. И подчинившись, он открыл глаза. Они сияли. Желание, мольба и снова желание читались в его глазах.
Его чувственные губы просили Джека прикоснуться, попробовать. Теплые, мягкие, чуть припухшие с привкусом кофе.
Это был поцелуй нежности. Это был поцелуй страсти. Джек то диким зверем набрасывался на губы юноши, зацеловывая, поглощая, то будто очнувшись от безумия, начинал нежно, извиняясь, покрывать поцелуями лицо. И Дэвид отвечал ему в унисон: то бился в его руках как загнанный в ловушку хищник, прижимаясь всем телом, ещё сильнее, ещё ближе, то смиренно подставлял свое тело и лицо поцелуям и ласкам, наслаждаясь.
Но поцелуев было мало, хотелось большего. Харкнесс сходил с ума от желания изучить каждую клеточку этого тела, испробовать его на вкус, прочувствовать его… всего и сразу.
Опустившись на колени, Джек с остервенением, чуть не вырвав молнию, расстегнул брюки Дэвида и спустил их до лодыжек вместе с нижним бельем. О да, желание «узнать вкус» стало ещё сильнее, и Харкнесс не собирался оттягивать удовольствие, предаваясь долгой прелюдии. Он лишь чуть-чуть подразнил Дэвида, лизнув головку и, не дав осознать и отреагировать на почти невинное прикосновение, вобрал возбужденную плоть до основания.
- Аах-хм! - судорожный всхлип Дэвида разорвал тишину прихожей. Незнакомый с такой лаской, юноша не сдержался от нахлынувших на него эмоций. Мягкие губы, обхватившие его член, горячий рот, принимавший его целиком, сильные руки капитана, удерживавшие его за бедра и направлявшие в себя – всё это было слишком.
Его невольные стоны ласкали слух капитана, а тяжесть бархатной плоти на языке и абсолютная покорность тела сводили с ума, напоминая… Не важно, не сейчас!
Неопытность Дэвида в оральных ласках и высокий темп, заданный Джеком, не позволили юноше продержаться и пары минут. С гортанным криком он кончил, растворившись в ощущениях. Они были настолько сильными, что у него потемнело в глазах, и он расслабленно сполз по стене на пол. Казалось, тело не имеет веса, а душа парит высоко над землёй. Дэвиду хотелось одновременно, и разрыдаться от счастья, и бросится Джеку на шею с благодарностью за подаренное удовольствие, и остаться в этой сладкой послеоргазменной неге.
Но собственное возбуждение капитана требовало разрядки и он, не теряя времени на любование разомлевшим юношеским телом, скинув ботинки и шинель, подхватил Дэвида на руки и направился в спальню. Уложив юношу на постель, он как можно быстро разделся и набросился на Дэвида, накрыв его тело своим, жадно целуя припухшие губы.
Такой напор Джека немного испугал юношу, но тело вопреки страху реагировало по-своему, отвечая на грубую ласку. «Я сам этого хотел! И Джек, он не причинит мне боль» - мысленно уговаривал себя Дэвид. И страх уступил место желанию.
- Смазка? Есть? – Джек с трудом вынырнул из дурмана страсти.
- Тумбочка… слева… там в верхнем ящике… серебристый тюбик, - прерывисто произнес юноша.
Он столько раз видел это в гей-порно, но представить себя на месте актеров, их ощущения не получалось. А осознание того, что наконец-то это случится с ним, вызывало бурю противоречивых эмоций и сладкое томление. И как только Харкнесс отвлёкся на поиск лубриканта в ящике, Дэвид, пересилив своё смущение, положил себе под поясницу подушку и широко раздвинул ноги, как это описывали на гей-форумах.
Джека порадовала проявленная юношей инициатива. В его состоянии он вряд ли был способен на долгую подготовку и запросто мог повредить Дэвиса, если бы тот стал зажиматься. Вид распластанного на постели молодого тела кружил голову своей доступностью и невинностью, и это так напоминало… Нет! Не нужно!
Расположившись между раздвинутых ног, Джек обхватил член юноши губами, и влажными от смазки пальцами коснулся нежной кожи меж ягодиц. Он растягивал Дэвида осторожно и неторопливо, сначала средним пальцем, постепенно добавив указательный и безымянный и не преставая, ласкал языком возбужденную плоть, так как он это делал с… Не вспоминать!
Новые и уже знакомые ощущения затопили Дэвида. Он несколько раз пробовал ласкать себя «там» пальцами, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творили пальцы Джека. Легкая, чуть кусачая боль, когда Джек добавил сначала второй, а потом и третий палец казалась обязательной приправой к тому удовольствию, что получал юноша. Словно сладкий соус Чили, когда сначала на языке чувствуешь сладость и лишь потом пикантную остроту. От каждого движения внутри тело окатывало волной, бросая его, то в жар, то в холод. Чувство заполненности было таким бесподобным, что хотелось ещё…
- Джек… я хочу, - простонал юноша, уже откровенно подаваясь навстречу движениям Харкнесса.
«Ох, как же я хочу…» - мысленно вторил капитан желаниям Дэвиса. Искушение поставить Дэвида на колени было огромным, да и такая поза уменьшила бы боль при проникновении, но Джек боялся сорваться. Боялся окончательно потерять контроль. Боялся, что если не будет видеть лицо юноши, то образы Янто и Дэвида наложатся в его сознании друг на друга, как в том сне, но только теперь наоборот. И он боялся забыться. Только не закрывать глаза! Только не закрывать глаза!
Дорожка из невесомых поцелуев вверх до манящих губ и затуманенных возбуждением глаз и долгий нежный поцелуй вместо слов: «Не волнуйся. Всё будет хорошо». Проникновение было медленным и осторожным. Джек не разрывал зрительного контакта, чтобы заметить малейшее проявление болезненных ощущений, вслушивался в каждый вздох юноши. Да, ему хотелось, ему много чего хотелось, но прежде всего, было удовольствие Дэвида. И Джек сдерживал свою похоть: не входил на всю длину и двигался не торопливо и размеренно, постепенно доводя Дэвида до края.
Это было невыносимо. Жгучий коктейль из боли и наслаждения опьянял, заставляя терять рассудок. Дэвид не знал, куда деваться. Стоны превратились в крики. Тело сотрясалось как в лихорадке. И с каждым новым толчком, казалось, что, оно распадается на миллионы частичек, нет, молекул. Перед глазами всё плыло, а кислород отказывался поступать в легкие… Но хотелось ещё… ещё… и ещё…
- Джек! – выкрикнул Дэвид, кончая. И то, как выгнулось тело юноши, как пальцы впились в его предплечья, как прозвучал охрипший голос, заставили капитана забыть… точнее вспомнить. И он закрыл глаза…
Янто!
Одним слитным движением бедер Харкнесс до упора погрузился в юное тело и обрушился ураганом, вбиваясь резко, жёстко, как Он любит… как они оба любят…
Безумное желание, страсть и боль последних лет настолько захватили его, что капитан не увидел как от шока распахнулись глаза Дэвида, не почувствовал как от болезненных ощущений напряглось его тело и побелели костяшки пальцев, вцепившихся в простыню. Джек не услышал его крика боли, потому что Дэвид до крови закусил губу.
Только они с Янто, он в Янто. Глубже… сильнее… ещё… да-а…
- Янто-о! – отчаянно простонал Джек и обессиленный рухнул на Дэвида.
Юноша лежал, не шелохнувшись, даже не обратив внимания на не малый вес капитана. Его глаза были устремлены в никуда, а сам он прибывал в каком-то вакууме. Будто ощущение боли вышвырнуло его из нирваны, но подсознание не пустило в жестокую реальность. Пустота.
Капитан перекатился на кровать и уставился в потолок, даже не взглянув на Дэвида.
- Иди в душ, - отрешенно произнес он пару минут спустя. И Дэвид не сказав ни слова, стараясь не показывать, что испытывает дискомфорт, направился в ванную.
Харкнесс пролежал на постели ровно до того момента как из ванной послышался шум воды. В следующую минуту он сорвался с места, быстро оделся и практически выбежал в коридор, где на полу валялись шинель и ботинки.
Ощущение наслаждения сменилось угрызением совести. Янто. Дэвид. Он не должен был так поступать. Это было не честно по отношению к ним обоим. В этом изначально не было никакого смысла. Всего лишь попытка забыться. Самообман. Дэвид никогда не смог бы заменить ему Янто. Да, через пять лет он достигнет возраста Джонса, тело возмужает, голос станет ниже, может даже волосы потемнеют, но он никогда не будет его Янто. Это другой человек. Чужой. И почему он понял это только сейчас, совершив ошибку. Ему не нужен Дэвид! Ему никто не нужен, кроме его Янто…
«Дэвид, мальчик мой, ты поймешь. Я очень надеюсь, что ты поймешь меня и простишь», - с болью думал капитан, одевая ботинки. Он не мог больше находиться в этом доме. Вина давила своей тяжестью. Сил не было даже на объяснения с Дэвисом. Уже облачившись в шинель, Джек вернулся в гостиную, взял со стола салфетку и, написав на ней несколько слов, оставил её на подушке в спальне.
Тихо захлопнув входную дверь, капитан ушел в ночь.
Дэвид стоял под прохладным душем. Вода стекала по его измученному телу. Все мышцы ныли, но понимание, что он наконец-то получил то, о чем так страстно мечтал последние два года, делало его невероятно счастливым.
Ласки капитана, его рваное дыхание, горячее тело и Джек… он видел Янто… не его. От осознания этого сердце юноши сдавило глухой болью, а по щекам потекли слезы. Эта нежность и страсть предназначались не ему, а его дяде. Больно, как же больно.
«А что ты хотел?» - мысленно задал себе вопрос Дэвид, с остервенением намыливая тело. – «Ты видел, ты сам всё изначально видел: и кто ему нужен, и почему он с тобой общается. Ты всё прекрасно понимал и сам пошел на это. Сам! Практически вынудил лечь с собой». Смысла винить во всех бедах Джека не было никакого. И дядя Янто не причем. Дэвид даже завидовал дяде, но такой, доброй завистью, ведь капитан даже спустя столько лет помнил его и продолжал желать. А может даже и любить. Ему тоже до безумия хотелось быть любимым и желанным, но вряд ли Джек способен на это.
«И что теперь?» - он не знал ответа на этот вопрос. Вода омывала тело, но не раненую душу, не приносила ясность мыслей. Возвращаться в комнату очень не хотелось, ведь неизвестность давала надежду на лучшее.
За шумом воды юноша не слышал, как захлопнулась входная дверь.
Где-то через полчаса Дэвид заставил себя выйти из ванной. Но Джека уже не было. Тишина. Только шум веселья за окном, взрывы пиротехники, и гомон толпы, не делали её мёртвой. Джек ушел. Вот так просто. Не сказав ни слова, не объяснив, ничего…
Дэвид сел на кровать и, притянув ноги к груди, обхватил колени руками в попытке согреться. Холодно, как же ему было холодно. Холод души, просачивался через кожу, заставлял покрываться её мурашками, а тело дрожать. Не глядя, он потянулся к краю одеяла, чтобы укрыться и его пальцы коснулись чего-то бумажного. На подушке лежала салфетка. Дэвис заметил, что на её обратной стороне сделана запись, поскольку сверху немного просочились чернила.
Джек!
Юноша не знал радоваться ему или ещё больше впадать в отчаяние. Рука никак не поднималась взять её, будто оттягивая момент приговора. Собрав всю свою волю в кулак, он дрожащей рукой перевернул несчастный клочок бумаги, и посмотрел…
«Это больше не повторится…»