название: В тишине
дата выпуска: 25.06.2009
Перевод: в процессе
Частей: 8-11 из 27
переводчик: я
Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.
Глава 8
Глава восемь
Проведя целый день в Хабе и пытаясь разобраться в данных Рифта, Янто не имел бы понятия идет снаружи дождь, снег, накрыло ли Кардифф тепловым ударом, если бы не влажные волос Гвен. Он начал чувствовать себя, как запертые под землей вивлы. Захватив кофе, он присоединился к Джеку и Гвен в конференц-зале. Может быть, и не совсем как вивлы. По крайней мере, они выбирались по ночам и буйствовали. Он был скорее кротом. Да, анализ данных был важен, но получалось так, что ему позволяли выбираться наружу только за пиццей.
– Ладно, посмотрим, что имеем, – стоя во главе стола, Джек раскладывал на нем фотографии трупов.
Янто сел на привычное место, замечая, как Гвен делает то же самое, немедленно желая нарушить эту привычку. Пустые стулья между ними пульсировали, и Янто был уверен, что как бы громко они втроем ни говорили, ушедшие голоса, которые должны были исходить из стульев, будут слышны громче даже при своем отсутствии. Отпивая от кофе и позволяя ему обжечь горло, он сфокусировался на Джеке.
– Три человека умерло на этом пространстве за какие-то 12 часов. – Пока Джек говорил, на экране позади него вырисовывалась карта Кардиффа. На ней появились три красные точки. – Как вы видите, ни один не был особенно близко к другому, но перед каждой смертью наблюдались всплески активности Рифта, так что мы знаем, что наверняка имеем дело с чем-то инопланетным.
Янто на минуту взглянул на фотографии.
– Кто третья жертва?
– Карин Петерс. – Гвен отбросила влажные волосы назад и собрала пучком. – Она умерла в одиннадцать этим утром на работе в офисе страховой компании Купера Дрейка.
– На работе? Значит, есть надежные свидетели?
Гвен мотнула головой, и в разговор вклинился Джек.
– Как и двое предыдущих, мисс Петерс была певцом-любителем. Она была в туалете одна, репетировала, когда была убита.
– В комнатах с кафелем хорошая акустика, – пробормотал Янто, рассматривая фотографию женщины, которую сделали, когда она была еще жива и все ее внутренности еще были там, где им и полагается быть. Он дал Карин Петерс лет тридцать пять и решил, что она была бы привлекательной, если бы не этот угрюмый блеск в глазах и тонкая улыбка. Он сомневался, говорит ли это фото о чем-либо, может, она была по-своему популярна среди работников офиса Купера Дрейка. Иногда лица говорят гораздо больше, чем когда-либо смогут сказать слова.
– Акустика, безусловно, сыграла роль, когда она начала кричать. Звук наверняка сразу же просочился в систему вентиляции. Мужчина, нашедший труп, говорит, что прошло минуты три с того момента, как он услышал ее крик и добрался до ванной. – Джек изогнул бровь. – Услышав крики, он ворвался, не постучав.
– Значит, чем бы это ни было, оно очень быстро делает свое дело. – Гвен откинулась на стуле.
– Три минуты, чтобы вскрыть кого-то и забрать голосовые связки. Это кропотливее, чем вырезать печень или другой видимый орган.
Джек улыбнулся.
– Звучит так, словно кто-то заказывает перекус по анатомическому меню.
– Ха, чертово, ха.
– И как оно вошло? – Янто казалось, что он собирает все по крупицам. Получать информацию из вторых рук не давало того же эффекта, как самому быть на месте. – Как миновало охрану? Это значит, что оно может превращаться в человека. – Он посмотрел с Гвен на Джека и обратно на Гвен. Если это так, то у них большие проблемы.
– Нет, – Джек покачал головой. – Маленькое окно в наружной стене сломано. Оно пробралось оттуда.
– Окно ванной в мотеле тоже было разбито, – добавила Гвен. – Это был единственный путь, по которому пришелец мог добраться до Барри Льюэлина в обход его жены. – Она взглянула на Джека.
Янто нахмурился. Откуда у него ощущение будто он что-то упустил?
– Оно пришло через витражное окно в церкви. Значит, оно приходит через стеклянные окна вместо дверей. – Он передернул плечами. – У пришельцев бывают странные привычки. – В его памяти пронеслись события последних лет. – Более чем странные.
Джек мотнул головой, но заговорила Гвен.
– Окно церкви было огромным, но окна в мотеле и офисе Купера Дрейка маленькими. Через них могло пробраться только нечто размером в ребенка.
– То есть, мы ищем маленьких пришельцев, которые хороши в карабканье наверх?
Джек кивнул.
– Или что-то, что может по желанию менять свою форму или молекулярную структуру. Что, возможно, объяснит, почему одежда жертв – тех, кто был одет в нее – сплавилась в одно целое.
– Это сужает поиск.
Упершись руками в бока, Джек хохотнул.
– Ты понятия не имеешь, сколько имеется различных созданий, которые могут творить невероятные вещи со своими формами. Человеческое тело ужасно непластичное по сравнению с тем, что есть там. И это только в нашей галактике.
– Ну не знаю, – Янто сохранял невозмутимый вид. – У человеческого тела есть свои прелести.
– Да, и нам выпала честь наслаждаться как мужским, так и женским, – улыбка Джека была заразной – мимолетная вспышка настроения.
– Для некоторых из вас, возможно, капитан Джек Харкнесс, – присоединилась Гвен. – Многие из нас выбирают либо одно, либо другое и придерживаются выбора.
– Неужели, констебль Купер? Кстати о пришельцах, я тут вспомнил ваш первый день и ту шаловливую девушку в камере…
– Давай сфокусируемся на пришельце, с которым имеем дело, ладно? – парировала Гвен, игриво поглядывая на Джека. – Что у нас еще есть?
Все еще слегка улыбаясь, Джек перевел взгляд с Янто на Гвен.
– Ты скажи.
– Ладно. Все они певцы.
– Все они хорошие певцы, – добавил Янто. – Должно быть, в числе лучших на конкурсах. Последнюю я еще не проверил, но двое предыдущих занимали первые выигрышные места в своей категории за последние четыре года.
– Карин Петрес тоже занимала, – сказал Джек. – Два года назад стала второй. Не дошла до финала в прошлом году из-за надрыва связок и не хотела плохо выступать.
– И пришелец забирает то, чем они поют.
– Но зачем? – спросила Гвен. – Потому что любит звук или ненавидит его?
Джек положил руки на стол и оперся на них.
– На данный момент это не важно. Важнее то, что певцы каким-то образом привлекают его.
– Но почему сейчас? Конкурс проводится несколько лет подряд. Почему оно не атаковало раньше?
– В этом году конкурс шире, чем в предыдущие, – Янто поднял глаза. – Вы что местную прессу не читаете? Каждое пустое место в Кардиффе занято певцами со всего Уэльса. После "Британия ищет таланты" они все подумали, что станут следующими Полами Поттс[1]. Битва насмерть для церковного хора. – Он отпил кофе, легко качая головой. – Все вдруг решили, что могут петь и получить свои пятнадцать минут славы, по крайней мере в этом конкурсе она распространяется до региональных тепловых пунктов[2]. И хотя в этом году их много, большинство худших до финала отсеются.
Только остановив поток слов, Янто заметил, что Джек и Гвен таращатся на него.
– Что?
Гвен чувствовала, как уголки ее губ расходятся в довольной улыбке.
– Просто чувствуется, что ты много об этом знаешь. Вот и все.
Янто нахмурился. Отчего ему вдруг показалось, что сделал что-то странное?
– Я иногда пою сам, – он умолк, стараясь и безнадежно проваливаясь выдержать оборонительную позицию. – Я взял билеты на финал. Было бы мило хоть раз побывать в самом Миллениум центре, а не под ним.
Джек улыбнулся.
– Два билета?
– Естественно.
Гвен продолжала смотреть на него, словно по его лицу что-то пробежало, и не знала, как это объяснить. Но потом ей стало ясно. Просто потому что у нее была более или менее "явная" жизнь вне Торчвудской команды, прежней и нынешней, Янто мог думать, что она порой забывает, что у них у всех была жизнь до Торчвуда. И иногда призраки прошлого задерживались. И иногда это не плохие призраки.
– Певец, – наконец сказала Гвен. – Жаль, я не знала раньше. Ты бы мог спеть на нашей с Рисом свадьбе. Было бы мило.
Янто улыбнулся.
– Тебе не кажется, что день твоей свадьбы и так был довольно особенным?
– Точно, – выдохнула Гвен. – Мне чертовски повезло, что я дошла-таки до алтаря. Не хотелось бы нагружать тебя, заставляя вспоминать слова песни. К тому же после всей этой беготни ты бы наверняка звучал не ахти как.
Все трое ненадолго погрузились в воспоминания, Янто уловил, как взгляд Джека скользнул по пустым стульям. Какое-то время они сидели в полной тишине, а Янто не чувствовал нужным нарушать ее. Никто не нуждался в разговоре, и Янто был уверен, что им все равно было нечего сказать.
Неожиданно Джек кашлянул.
– Итак, наш пришелец падок до пения по только ему известным причинам, может менять форму и свободно разгуливать на высотах. Ну, как минимум, есть с чего начать. Гвен, пожалуйста, просмотри базу данных по двум последним критериям. Потом передай все, что найдешь мне, я просмотрю. Мне не дает покоя эта деталь со звуком.
Гвен кивнула.
– Что с прессой? Дашь Катлеру легенду, чтобы он ею воспользовался? Не представляю, как три распоротых певца смогут миновать первые полосы, за какие бы ниточки не потянули.
– Катлер большой мальчик. Справится. Кстати, я не уверен, что хочу умалчивать что-то. Если это отпугнет пару певцов, нам останется не так о многом волноваться. Кстати говоря… – он посмотрел на большую стрелку часов. – Думаю, время для новостей.
В темноте Хаба вне конференц-зала Джек, Гвен и Янто собрались вокруг небольшого телевизора, который выглядел белой вороной среди высоко технологичных компьютеров, заполняющих столы. Джек включил звук заканчивающихся начальных титров программы новостей и сложил руки на груди.
Убийства были в первых заголовках, и Янто решил, что раз Джек был бы счастлив привлечь прессу к делу, то сейчас он должен биться в экстазе. Диктор начал говорить прямо в камеру.
– За последние 24 часа три участника Уэльского конкурса оперных певцов-любителей были найдены мертвыми в разных частях города. Жертвы, двое мужчин и женщина, имена пока не сообщаются, прошли в финал конкурса, который пройдет через 10 дней в Миллениум центре. Хотя полиция не раскрывает детали убийств, есть версия, что это было преднамеренным убийством и не исключено, что преступления связаны между собой.
Камера переключилась со студии на здание одного из полицейских участков Кардиффа. Усталый блондин лет тридцати с лишним вышел из участка и остановился на каменных ступеньках. У него не было зонта, и, игнорируя дождь, он заговорил прямо в мерцающие огоньки и микрофоны журналистов.
– Это Катлер? – спросил Янто.
Джек кивнул.
– Кого-нибудь напоминает?
Янто мотнул головой.
– Должен?
– Он говорил, что один из его дел в 2003 году перехватил Торчвуд Один. Ты там работал. Покопайся в имеющихся записях, посмотри может, найдешь чио-нибудь. Мне любопытно. Он кажется весьма неглупым.
Янто кивнул.
– Будет сделано.
На экране Катлер взглянул в камеру, пока журналисты сыпали вопросами, его подбородок был слегка опущен, как у боксера, готовящегося к бою. Через пару минут он поднял руку, бровь слегка искривилась в нетерпеливом жесте. Он не дождался, пока толпа умолкнет, и заговорил поверх их гула, заставляя всех замолчать, если хотят услышать, что он говорит.
– Пока идет расследование, мы не можем многое сказать, но полиция Южного Уэльса подтверждает, что за последние 24 часа были обнаружены три трупа. Мы считаем эти смерти подозрительными. – Он замер, тишина мгновенно заполнилась какофонией голосов, требующих внимания. Катлер продолжил так, словно там были только он и камера. – У нас также есть вероятность полагать, что смерти взаимосвязаны. Пока мы не можем дать больше информации, просим людей не паниковать, но придерживаться обычных мер безопасности. – В первый раз за все время он полностью поднял лицо. – Это все, что я могу сказать на данный момент.
Повернувшись, Катлер зашагал обратно в участок, прочь от продолжающих обстреливать его вопросами журналистов.
Янто был уверен, что смог различить слова "певцы" и "конкурс", сказанные в спину полицейского. Если дать им детали убийства, не пройдет и короткого времени, как один из таблоидов распишет их во всей красе и не имеет значения, сколько запретов им поставит полиция. А потом начнется паника. Несмотря на то, что работа в Торчвуде была иногда просто отстойной, он не завидовал работе Катлера.
Джек закатал рукава и хлопнул в ладоши.
– Итак, приступим к работе. У нас в повестке ловля пришельца.
1. "Britain's Got Talent" – аналог программы "Минута славы" на российском канале. Пол Поттс (Paul Potts) – продавец мобильных телефонов из Южного Уэльса – стал лучшим талантом Великобритании в 2007 г.
2. автоматизированные модульные установки, передающие тепловую энергию от внешних тепловых сетей (ТЭЦ, РТС или котельной) к системе отопления, вентиляции или горячего водоснабжения жилищных и производственных помещений.
Глава 9
Глава девятая
На кардиффские улицы медленно падала дождливая ночь, заполняющая их движущимися тенями. Каблуки стучали по тротуарам все быстрее, люди торопились укрыться в тепле своих домов, чтобы смахнуть с себя сырость прошедшего дня. Автомобили и автобусы ревели сигналами и отравляли воздух выхлопными газами. Никто не поднимал глаз. И даже если бы подняли, вряд ли увидели бы двигающийся в поисках чего-то по городу темный силуэт.
Ханна Лафферти расстегнула пуговицы своего теплого шерстяного пальто и заскрипела зубами. Эта женщина наверное, шутит с ней. Вся остальная часть хора Женского института Милфорд-Хейвена[1] делали то же самое, что и она, а именно в изумлении уставились на своего музыкального руководителя Аннальес Джордж. Пальцы Ханны возились с пуговицами и, взглянув вниз, она не сразу узнала погрубевшую кисть по другую сторону от своего запястья. Когда успели появиться все эти узловатые вены и печеночные пятна? Почему порой медленные изменения оказываются полной неожиданностью? Неужели это от того, что людей заставляют поверить будто старость очень даже ничего?
Чувствуя онемение, которое еще с утра поселилось в пояснице, Ханна подумала, что ее руки были приделаны к правильному телу. Телу, которое старело и более не могло этого отрицать. Короткий взгляд перерос в бурение взглядом, пока хор и его руководитель погружались в молчаливое противостояние.
Это было весьма долгое путешествие на очень старом микроавтобусе с одним единственным тепловентилятором на приборной доске, и никто из присутствующих не был уже таким же молодым и выносливым, как когда-то. Даже Элис Джонс, которая для своих 45 была весьма подтянута, жаловалась на боли в спине, когда они наконец-то выбрались из транспорта у отеля.
Ну а отель был вообще отдельной историей. Решив участвовать в конкурсе, не без давления со стороны Аннальес, и удивив самих себя, пройдя региональный отбор, они были невероятно довольный собой, загодя забронировав себе жилье. Никто бы не мог сказать, что Женский институт был неорганизован и остался без крыши над головой, как некоторые крупные хоры, участвующие в этом соревновании, чьи участники довольствовались тем, что оказались разбросаны далеко друг от друга по всему городу в отелях и мотелях типа "ночлег и завтрак", потому что запоздали с бронью.
Тем не менее, собравшись в неряшливой тесной приемной отеля, стало чересчур очевидно, что Мелроуз Отель не соответствует фотографиям и описанию на веб-сайте. Зубы Ханны сжались сильнее, напрягая челюсть, что было совсем нехорошо для пения. Но она ничего не могла с собой поделать. Отель отчего-то забыл упомянуть в своей рекламе, что у них нет лифта, что все двойные номера десяти дам находятся на пятом этаже, а лестницы здесь, мягко выражаясь, круты и неровны. Возможно, какие-то доктора и советовали пожилым женщинам на старости лет коротать время, таскаясь вверх-вниз по крутым и неровным лестницам ради их собственного же здоровья, но Ханна Лафферти была убеждена, что эти доктора безумцы. Старый возраст предполагал отдых и поедание того, чего хочется. Если бы это касалось только ее, то она пожаловались бы менеджеру, но казалось, остальные не хотят выражать протест, так что женщина согласилась с большинством.
Но теперь разглядывая Аннальес Джордж, ее шиньон и безупречный макияж, Ханна решила, что именно в этот момент она должна отстоять свою точку зрения.
– Как именно ты хочешь, чтобы мы все передвинули все сиденья? – в ее голосе звучало тихое бешенство. Она четко понимала, что для Аннальес организаторская работа в новинку, и она должна прекратить строить из себя босса. Она была их музыкальным руководителем; она могла корчить из себя босса, только когда они пели. Вот и все.
– Это ради акустики, – произношение Аннальес выдавало ее принадлежность к Суррею[2] и Ханна не в первый раз пожелала, чтобы она вернулась туда обратно.
Энид Эванс робко приблизилась, разматывая с шеи шарф. Уголок ее рта слегка дернулся.
– Но здесь как минимум сотни, а может и больше стульев.
– Надень шарф, Энид, – бросила Аннальес. – Тебе нужно беречь голос.
– Что ж, перестановка и сбор всех этих стульев вряд ли хорошо скажется на наших голосах, не так ли? – голос Элис раздался откуда-то сзади группы, и Ханна улыбнулась. У хора не было шанса выиграть на соревновании, и иллюзий на этот счет они не лелеяли, но у них была Элис Джонс со своим восхитительным сопрано. Некоторые могли этого не признавать, но именно Элис подняла их намного-намного выше стандартного уровня.
– Тебе не нужно их передвигать, Элис, – Аннальес, определенно тоже это понимала. – Ты можешь просто проследить, чтобы у каждого было по бутылочке воды.
Раздалось недовольное бормотание, и Ханна приподняла бровь.
– У нас в хоре нет примы, Аннальес.
– Вот именно, – поддержала Элис.
Ханна посмотрела на ряд стульев темным строем нагроможденных в местном клубе Лландаффа[3], а потом посмотрела на часы.
– Дамы, мы прибыли в холл только полтора часа назад. Сейчас 6 часов. Если мы начнем передвигать стулья, только потеряем время от репетиции. Мы можем сами создать акустику. Давайте просто начнем петь.
Недовольное бормотание перешло в одобрительное, а, умеющая проигрывать Аннальес хлопнула в ладоши и повернулась спиной к стульям.
– Займите свои места и подготовьтесь. Сформируйте линию. – Приподняв бровь и кивая, она собрала хор аккуратным полукругом в три ряда. – И помните дамы, никогда не пойте громче, чем "красиво"![4]
Какие-то полтора часа, и они запели в голос, полной грудью исполняя собственную аранжировку "Как вы решаете такую проблему как "Мария"?"[5]. Это был выбор Аннальес, и хотя Ханна тут же возненавидела мелодию, но не могла не признать, что для них она была в самый раз. Они были женщинами определенного возраста и могли поразвлечься с мелодией, не лишая ее изящества. Хотя Аннальес Джордж раздражала ее как личность, она безусловно была талантливым музыкальным руководителем.
Несмотря на паривший под высокими сводами зала холод, лицо Ханны было разгорячено, а голос вливался в пение хора, начиная свою партию, и она получала удовольствие от осознания того, что является частью потока музыка, созданного окружающими ее друзьями. Она посмотрела вниз на Аннальес, стоящую в плотной, но элегантной одежде у второго ряда пустых зрительских мест. Волосы на макушке пропали и слились с темнотой зала.
Ханна старалась сдержать улыбку, понимая, что музыкальный руководитель тут же это заметит. Аннальес настояла, чтобы отключили заднее освещение для создания театральной атмосферы, раз уж зрительские места тут уже были. Она сказала, что это поможет в борьбе со страхом сцены, но Ханне думалось, что они могут погасить все огни, а она все равно будет переживать при мысли, что стоит на сцене Миллениум центра. Ее желудок на минуту скрутило спазмом удовольствия. Трудно было поверить, что они действительно так далеко дошли.
Голос Элис прорезался в воздухе кристальной чистотой льда, и Ханна замерла на миг, чтобы вдохнуть, наслаждаясь утонченностью исполнения. На секунду какой-то сторонний звук отвлек ее. Вытянув голову, она глянула на Аннальес, думая, что, возможно, та уронила очки или бутылку, но руководитель улыбалась и махала руками, приглашая вступить очередную партию голосов. Это было странно. Она была уверена, что звук исходил откуда-то из глубин зала. Может, ей просто показалось. Глубоко вдохнув, чтобы влиться голосом в созвучие альтов, она замерла на полпути, потому что голос Элис вдруг оборвался, перейдя в пронзительный писк.
Аннальес резко ударила своей дирижерской палочкой по железному стулу позади себя, ввергая хор во внезапную тишину. Она окатила Элис сердитым взглядом.
– Что это было? Ты пропела, как кошка, которую задавили, когда она перебегала улицу. – Губы вытянулись в тонкую полоску, и все умело запрятанные годы вдруг четко прорезались морщинками вокруг рта. – Нельзя допускать подобное за шаг до финала. Нас покажут по телевидению, Элис. Мы лицо всех женских институтов по всей стране.
Элис беспомощно пожала плечами.
– Мне очень жаль. Я не знаю, что на меня нашло. Я вдруг почувствовала… – она поколебалась. – Просто на миг я как-то странно себя почувствовала.
Ханна обернулась на младшую коллегу. Та была бледной и слегка дрожала. Ханна не назвала бы это "странно". Это было "напугано". Что могло ее так потрясти?
– Может, прервемся ненадолго? – мягко предложила Элис. – Я бы выпила воды.
И только спустя час, когда они вымотанные покидали это место, Энид указала на осколки оконного стекла по другую сторону от двери. Группа обступила их.
– Они тут были, когда мы пришли? – уставилась на них Ханна.
– Мне показалось, я услышала какой-то треск, как раз до того, как голос Элис сорвался. Наверно, дети хулиганили.
Глубоко вдохнув, Аннальес поторопила их прочь из клуба внутрь обветшалого микроавтобуса.
– Смотритель будет тут через минуту, чтобы все закрыть. Я ему объясню. Будь я проклята, если они заставят нас заплатить за это.
Измученные женщины тащились к микроавтобусу и ждали в сырой прохладе прихода своего координатора. Ханна уже дождаться не могла восхождения на пятый этаж к своей кровати. Это был очень длинный день.
Существо висело где-то на краю мрака, очень далеко от своего истока, пустота в пустоте, мрак во тьме. Оно так устало принимать физическую форму и ощущало себя разбитым. Чувства, эмоции, проклятия, которое оно в себе носило, существо высказало своим молчанием. Слишком глубокое одиночество. Его протащило через всю вселенную и закинуло в это место, в пространство и время, где оно было покинуто и одиноко, его дразнили звуки чужого мира – мира звука, коммуникации и эмоций. Оно нуждалось в чем-либо из этого. Ему нужно было воспринять это мир как свой дом, сделать свою жизнь сносной.
Бесформенный силуэт отчаянно беззвучно завыл, эмоция вибрацией прошла по его поверхности. Это был его провал. Оно не могло получить того, что хотело. Поглощенные органы работали только на функциональном уровне, воспроизводя примитивные звуки, когда существо заставляло их приходить в действие, мысленно манипулируя ими, словно они были механизмом. Но сколько бы оно ни старалось, не могло заставить воздух резонировать, заполнять и затрагивать его пустоту, как это происходило у истинных хозяев органов. Его заполнила ярость, которая пришла в виде звука кимвал[6] и ударников и создала насыщенное звучание в голове пришельца. И пока из расщелин неба исходил звук, оно слышало только тишину, и теперь не могло отказаться от этих звуков. Оно не вернется, не может, пока не сумеет унести эти звуки с собой.
И после бесплодных усилий и поисков по всему городу, оно ждало – ничто на краю ничего в ожидании пока голоса вновь позовут его.
1.одна из крупнейших естественных гаваней в Англии, находится в графстве Пембрукшир на западе Уэльса.
2. графство в южной Англии, часть региона Юго-восточная Англия, одно из так называемых «Домашних графств».
3. район на севере Кардиффа.
4. любимое высказывание известной шотландской оперной певицы Изобель Балли (сопрано).
5. песня из мюзикла Роджерса и Хаммерстайна "Звуки музыки" о недовольстве монахинь Нонбергского аббатства фривольностью и игривостью Марии. Интересный факт: Песня дала название британскому телешоу "How Do You Solve a Problem Like Maria?", в котором в числе судей был и Джон Барроумен.
6. или цимбал - очень древний музыкальный инструмент, состоящий из полых медных полушарий, которыми ударяли друг о друга, наподобие наших литавров.
Глава 10
Глава десятая
Оно поборола приступ раздражения, которое хотело проявиться в лице. Никогда не стоит показывать свои чувства. Если бы только она поняла ограниченность Мартина в самом начале. Но тогда им вскружила голову любовь – трудно было даже вспоминать. А кто сомневается в предмете своего обожания? Все женщины хотят верить, что их мужчины сильные и умелые. Совсем как герои и любовники в операх, на которые она потратила так много времени своей жизни.
Автоматическая дверь разошлась, она прошла в лобби с высоко поднятой головой, махнув запястьем Марину, отгоняя него, и зонт исчез. Яркие огни осветили ее лицо, и она слегка опустила голову так, чтобы морщины на шее не были заметны. Вход в любую комнату был для Марии Бруно, как выход на сцену. Она была звездой, а на звезд всегда смотрели люди. Если бы только так называемые звезды наших дней понимали это. Возможно, тогда надевали бы нижнее белье, выходя из дома. Мир забыл, что такое "уровень", и она намеревалась напомнить ему об этом.
Хотя она должна была принять, исключительно наедине сама с собой, что некоторые из этих недолговременных звезд имели больше поклонников, чем она сейчас. Но в этом она могла винить Мартина. Он не обеспечивал прослушивания, которые нужны были ей, чтобы покорить европейскую сцену. Прослушивания. Одно только слово ввергало в шок. Кто бы мог подумать, что Мария Бруно, лучшее сопрано из Валли[1] будет нуждаться в прослушивании, пока несколько лет назад ей не пришлось пробивать себе дорогу, ища предложения.
Ее сердце заныло, и в компенсацию она подняла подбородок. Кружащие по просторному и равнодушному вестибюлю несколько человек повернула в ее сторону головы и зажужжали между собой, проявляя узнавание. Некоторые указывали в ее направлении. Едва ли было удивительным, что ее узнавали, хотя она очень сомневалась, что хоть кто-нибудь из них слышал ее пение. Ее лицо было на постерах конкурса, растянутых на рекламных щитах по всему городу. Она притворилась, что ничего не заметила. В том, чтобы замечать поклонников "уровня" не было. Истинным звездам была присуща холодная отчужденность. И это не были ее поклонники, не в самом деле. Это были не те люди, которые ждали у дверей Королевского оперного театра в ночь, когда "Ковент-Гарден" страдал от такого мощнейшего дождя, который Кардифф даже не видывал, простаивая часами ради одного-единственного автографа. К тому же здесь она была, чтобы судить плебейское шоу талантов, просто чтобы напомнить миру о себе. Как минимум финал покажут по телевидению, а она будет там петь. Это уже кое-что. Возможно, это поможет договориться об альбоме. Да и отель был мирового класса, следовало отдать должное организаторам за это. Казалось, прошло уже много времени с тех пор, как ее так баловали.
Ее каблуки застучали по бесконечному мраморному полу, она не подождала, пока Мартин разберется с видавшим виды зонтом.
– Я прямо наверх. Увидимся утром, – она говорила, не смотря на него, вся сосредоточенная на кнопках вызова лифта. – Сделай милость, спроси может ли обслуга принести мне в номер фруктовый салат через полтора часа. – Если бы она смотрела на него, он бы увидел ее недовольство и сожаление; какая бы любовь их не свела некогда, теперь ее и след простыл. Она не хотела, чтобы он это увидел. Он что-то бормотал ей, когда дверь, к счастью, закрылась и лифт заурчал, поднимая ее на пятнадцатый этаж в сюит. Было блаженством ощутить хотя бы минуту покоя.
Часом позже после валяния в ванной женщина наслаждалась кусочком арбуза из красиво украшенного фруктового салата, который официант оставил на ее столике, пока она купалась. Тщательно вымыв лицо, она нанесла новый легкий слой макияжа с натуральным розовым оттенком помады и тушью. Она не ждала гостей, но ведь никогда не знаешь, кто может постучать в дверь, а десять вечера не то время, когда можно с уверенностью сказать, что тебя уже не потревожат. Только гася последние огни, она могла позволить своей коже свободно задышать и обвиснуть, как у любой другой 52-летней женщины даже с регулярным ботоксом. Тогда она накрутит свои волосы на бигуди, прежде чем обмотать голову шарфом и аккуратно ляжет спать на спине. Но сейчас она оставалась как бы невзначай гламурной.
Занавески в номере тревожил легкий бриз, и, подняв бокал с шампанским, Мария Бруно, смотрела на балкон и через него. Погода была холодной и режущей, а после горячей ванны ее кожа пощипывала и стягивалась. Ощущения были приятны. Немного приоткрыв дверь, она смотрела на воду, игру лунного света, подмигивающего ей, отражаясь от поверхности водной глади. Она улыбнулась, неожиданно без усилий став моложе своих лет. Как прекрасно. Уэльс был прекрасен. Почему-то спустя столько времени она позабыла об этом.
Слева от нее блестели огни Кардиффской бухты, бары и рестораны были героически переполненны, несмотря на льющий беспросветный дождь. Если бы не холодная погода, она могла бы представить, что находится где-то на средиземноморье. Ее лицо дернулось. Но именно холодный воздух придавал Кардиффской бухте волшебство.
Закрыв глаза, она расслабила диафрагму до состояния естественного дыхания, откинула голову назад, без всякого нужного для выступления на сцене контроля. Женщина расслабила ноги, прежде чем первые нотки "Аве Мария" слетели с ее уст.
Хоть она пела тихо, протяжные ноты просочились сквозь дверь в ночь, унося красоту в просторы неба. На какую-то долю секунды Мария всем сердцем погрузилась в созданную ею музыкальную атмосферу. Когда она исполняла эту партию, песня была про нее, лично про "Аве Мария Браун" – бедную девочку, преуспевшую в жизни.
Прозвучали первые низкие ноты, и она перешла к следующей октаве, добавляя силы в голос, но не нарушая эмоциональной силы песни. Ей не нужно было иного аккомпанемента, кроме дроби дождя по веранде, и пока музыка заполняла пустое пространство между землей и небесами, запоминающиеся латинские слова бросали вызов каждому, кто называл этот язык мертвым.
"Et in hora mortis nostrae"
И в час смерти нашей. Она повторила фразу трижды, каждый раз чуть сильнее, чем в предыдущий. Она хотела бы, чтобы именно эта песня звучала на ее похоронах, желательно в одном из ее собственных вариантов. Где-то за музыкой, которая утешала ее, как никогда не утешал ни один из любовников, она с горечью подумала, сможет ли Мартин правильно это устроить.
Порыв резкого ветра всколыхнул ее волосы, а температура воздуха неожиданно упала. Шагнув назад в теплое освещение комнаты, Мария задрожала, затянула халат на теле. Понизив голос до чуть более слышимого, чем шепот, она захлопнула раздвижную дверь. Наверно, тут было что-то от средиземноморья. Она повернулась, чтобы заполнить бокал шампанским, но рука замерла на полдороги. Там снаружи что-то было. На балконе. Но это было невозможно .Ее пение полностью прекратилось. Пальцы на ногах сжали ковер под собой, ноги Марии Бруно дрожали, пока страх карабкался по ним вверх, невидимые клешни страха сжимали ее сердце.
Она повернулась лицом к дверям. Ночь за окном становилась темнее черного. Казалось, даже свет из комнаты поглощался темнотой позади оконного стекла, ее отражение колебалось, словно что-то по ту сторону отпугнуло его.
В глазах защипали слезы, воздух в легких замер, будто этот мрак - чем бы ни был этот мрак не был – заполнял ее, просачивался сквозь нее вместе с воздухом. Одна рука инстинктивно потянулась к горлу, но ужас поселился в ее голове, а не в голосе. Ее мозг пустел, заполняясь ничем. Она старалась вдохнуть, но не издавалось ни звука. Не ничего. Хуже, чем ничего. Она была брошена сама с собой; самой в себе, будто никого никогда больше не существовало. Опустошенность. Изолированность. Ее сердцебиение стихало, пока не стало шепотом, а после эхом этого же шепота.
Телефон у кровати через комнату был насмешкой далекой вселенной. Недосягаемый. Неприкасаемый. Да и чтобы она сказала, если бы могла... Ее мысли улетучились, оставив ее в тщетных поисках потерянных слов, языка, мечущегося меду ее внутренностью и внешним миром.
Неестественная темнота по другую сторону веранды постепенно принимала густую форму антивещества. К стеклу прижалось нечто в светящихся прожилках бронзового оттенка, почти человеческих очертаний. Безволосые череп и лицо отливали гладким блеском, как глянец на керамике; обнаженное тело было покрыто острыми перемыкающимися линиями, которые создавали ощущение, что они никогда не удержали бы в себе дыхание. Две точки светили алым лазерным светом из центра овальной головы, прямо над бесформенной дырой, которая должно быть, была ртом.
Какое-то время они разглядывали друг друга, Мария потерялась в ярости красных лучей, которые проникали через стекло так, словно его и вовсе не было, и предпочитала это даже больше, чем устрашающее одиночество, заполняющее ее. Она вновь тяжело вдохнула, чувствуя, что звук покинул ее, чувствуя вибрацию в своем идеальном горле, но не слыша ничего.
Существо за окном мотало головой из стороны в сторону, странный рот разевался шире и шире, пока зияющая дыра полностью не заполнила лицо и все, что видела Мария, было бесконечной черной пустотой. Крик существа эхом отозвался в замкнутом пространстве души Марии, и, слыша, как крик проникает в ее внутренности, Мария знала, просто знала без всяких слов, что больше никогда не будет петь. Ею господствовала ужасная опустошающая пустота. Все остальное ушло и с этим мысли стали неуместными. Минутой позже, когда существо разбило окно и пришло за ней, Марии показалось, что ее собственный крик внутри головы был бесконечным.
1. сельская местность на западе Англии
Глава 11 НОВАЯ
Глава одиннадцатая
– Ты уверен, что я тебе тут больше не нужна?
Джек перевел взгляд от стола на Гвен – ее кожаная куртка уже была застегнута на молнию до подбородка, а ключи находились в руке.
– Разве мой ответ «нет» не разобьет твое сердце? – он улыбнулся ей сквозь боль в шее – результат сосредоточенного изучения имеющихся материалов по делу, которые она передала ему.
– Не знаю, как насчет моего сердца, но Рис точно разобьет твое лицо, – она распустила длинные волосы по плечам. – Сегодня он готовит петуха в вине[1].
Бровь Джека поползла вверх.
– Даже не думай, Джек, – предупредила его Гвен. Она прильнула к дверной раме с явной неохотой уходить, и хотя Джек понимал, что ему выпал шанс разделить с компанией длинную и расстраивающую ночь вопросов без ответов, он осознавал, что у Гвен есть то, что в Торчвуде нуждалось в особой опеке. Реальная жизнь.
Он видел, скольким людям они попортили жизни, не позволяя им сфокусироваться на реальной жизни, той, что дала им жизнь и существовала много раньше, чем они узнали про Рифт, вивлов и капитана Джека Харкнесса. Иногда было так легко позволить странностям, с которым они ежедневно сталкивались, затмить простую красоту обыденности. Но именно обыденность не позволяла им сойти с ума и была тем, к чему они могли вернуться, если продержатся достаточно долго. Он взглянул на часы, почти удивившись указываемому времени.
– Уже десять вечера. Он сейчас готовит обед?
– Ему конечно понадобилось время, но Рис наконец-то понял, что у нас не нормальный рабочий график. Когда я говорю, что могу задержаться, он знает, что ждать меня раньше этого времени не стоит.
– Тогда лучше не разочаровывать его.
Гвен замешкалась, брови слегка напряглись.
– Ты уверен, что с тобой все будет ок?
Джек улыбнулся. Гвен слегка подсела на Торчвуд. Ее стремление остаться было отчасти из интереса и отчасти из желания быть в центре водоворота, даже если ничего не происходило. Он увидел это в ее лице, еще когда она в форме констебля впервые столкнулась с Торчвудом, разглядывая их с крыши многоэтажной парковки. Она прошла долгий путь с тех пор, но ее любопытство только возросло после всего, с чем пришлось столкнуться.
– Я справлюсь. Янто принес мне пиццу. Так что я не умру от голода, пока ты будешь лакомиться петухом в вине, – он подмигнул ей, пока она закатывала глаза. – И по-любому, – он пожал плечами, когда взгляд упал на документы, разбросанные по столу – некоторые с заметками на полях, некоторые отпечатанные на компьютере, – мне нужно побыть в тишине, чтобы разобраться со всем этим.
Лицо Гвен помрачнело.
– Давай уповать, что чем бы это ни было, оно отдохнет этой ночью. Нам нужно поймать его Джек. И быстро.
– И мы поймаем, – он надеялся, что это прозвучало увереннее, чем он чувствовал на самом деле. – А теперь беги.
Шлепнув по стене на прощание, Гвен повернулась и через несколько минут Джек услышал хлопок двери лифта, оставляющего его в Хабе одного. Джек стоял за своим столом, и тишина грозилась задушить его, словно он вновь оказался погребенным в могиле.
Тяжело присев, итак подавленный предстоящей работой, он зашуршал бумагами, на короткий миг жалея, что не попросил одного из них остаться подольше, даже просто поспать здесь, пока он работает. Чтобы только успокоиться мыслью, что рядом есть еще одно живое существо.
Он смахнул чувство прочь. Это было лишь потакание своим слабостям и жалость к себе, ни на одно из которых у Джека не хватало терпения. Он слишком хорошо знал по опыту, что присутствие рядом людей не спасает его от глубоко укоренившегося в нем одиночества. Он был иным, и как бы команда ни любила и ни уважала его, он никогда не станет одним из них. Он не может умереть. Это меняет восприятие его людьми.
Неосознанно он посмотрел через окно на лестницу. Пол внизу был вычищен, но для него он навсегда остался в памяти с красными пятнами на больнично-белом от истекающей кровью Тошико, подстреленной, но еще старающейся помочь остальной команде. Если бы он мог забрать себе ее смерть, он бы забрал, и хотя Гвен с Янто это понимали, – они тоже ничем не могли помочь – но его воспринимали иначе. Пришельцем в своем роде. По многим причинам он был уродцем. У него было то, чему завидовали многие люди, но для него это было сродни бесконечному проклятию.
Он уставился в монитор и прислушался к вибрации тишины.
Тишина.
Кровь быстрее побежала по его венам.
– Тишина… тут кое-что… – тихо пробормотал он под нос. Вся жалось к себе улетучилась так же внезапно, как пришла, пальцы застучали по клавишам, цепкий взгляд из-под челки сфокусировался на плоском мониторе с новейшими данными.
Что если… задумался он. Что если, истории были правдой… Его пальцы давили на клавиши с удвоенной силой.
Одиночество, изолированность, звук, эмоции, изменение формы. Он набрал слова для нового поиска, выделяя на экранной карте отдаленное пространство во вселенной. Он не был уверен, что раса или планета существовали на самом деле, только слышал о них в байках и легендах. Но если они существовали… если они существовали, возможно, ему выпал шанс выяснить, с чем они имеют дело.
Пока Джек работал, непритронутая пицца остывала, его глаза не отрывались от монитора. Ночь обещала быть долгой.
1. блюдо французской кухни